Мафия изнутри. Исповедь мафиозо - Страница 66

Не то чтобы я не хотел на ней жениться: она была хорошая женщина, порядочная, к тому же обиженная судьбой. Но нельзя повторять в жизни ошибок. А я один раз уже совершил ошибку, женившись на Нучче. Мужчина волен делать то, что хочет, но родители, братья и сестры, жена и дети не должны из-за этого страдать — они должны оставаться ни к чему не причастными и незапятнанными. Я всегда старался так поступать. Но в конце концов Нучча все равно узнала, кто я, и это ей стало известно не от меня. Я уверен, что из-за этого она и умерла. И если бы у нас тогда уже родился ребенок, то он или тоже погиб бы, или рос бы кое-как, под присмотром тетушек, соседей, в компании уличных ребят.

Все эти три года в селении я старался, чтобы обо мне ничего не узнали. Как-то вечером, когда я пешком возвращался домой, ко мне пристали трое парней, строивших из себя гангстеров. Это не было ограбление. В наших местах так не грабят. Самое большее может приехать кто-то из соседнего селения или городка и очистить банк или почту. Если бы я дал им пару десятитысячных бумажек, они бы от меня отстали и еще сказали бы «спасибо».

— Ну, что сдрейфил? — спрашивали они. И со смехом пытались повалить меня на землю. Мне ничего не стоило размозжить одному из них башку, чтобы научить двух остальных хорошим манерам. Однако я, избегая драки, сумел уверить их, что денег у меня нет и что в полицию я на них жаловаться не буду, но, когда один из них схватил меня за руку и хотел ее заломить, я напрягся и ему это не удалось. А его дружки стали над ним насмехаться, говорить, что он слабак, которому не справиться с собственным дедушкой. А я, выглядящий старше чем на свои пятьдесят три года, смеялся вместе с ними и прикидывался в самом деле дедушкой. Так дело обернулось шуткой и кончилось тем, что мы разошлись по-хорошему.

В другой раз у меня зашел спор из-за межи с соседями, купившими участок рядом с моим и захотевшими проложить дорожку, которая наполовину шла бы по моей земле. Вспоминаю также ссору с трактористом, потребовавшим сверх условленного, а также с хозяином соседнего дома, который, прежде чем вернуться в селение, работал на Севере и позабыл, как ведут себя воспитанные люди.

Но я ни разу не пролил ни капли крови. Кто со мной знаком, знает меня только в лицо, и, если мы здороваемся, первым здороваюсь я. Меня интересует только моя земля. И ничего больше. Как прекрасно возделывать землю без страха, что тебе может грозить голод. Спать в постели под простыней, не прислушиваясь, идет ли на дворе дождь. Потому что иногда дождь — это погибель, а иногда отсутствие дождя — тоже погибель. Но на тот случай, когда дождя нет, я пробурил колодец — современный артезианский колодец глубиной в восемьдесят метров. И вода у меня есть всегда, даже когда господь бог не желает ее ниспослать людям. Вот для чего нужны деньги.

Бывают они нужны и на другое. Язву желудка я лечил в Швейцарии, сперва в Беллинцоне, потом в Цюрихе у врача, которого знавал во времена дона Нино, умершего, да будет земля ему пухом, тоже в Швейцарии. И вылечил язву я благодаря деньгам, потому что в Италии, если хочешь наверняка выздороветь, надо ехать за границу, а для этого требуются денежки.

Нужны деньги и тогда, когда меня охватывает тоска по морю. Тогда, не говоря никому ни слова, я уезжаю и отправляюсь в Палермо. Я купил себе машину «ритмо-дизель», настоящую игрушку. Я приезжаю, снимаю хороший номер в дорогой гостинице, ем в ресторане, где подают такую свежую рыбу, что она кажется еще живой, и официанты одеты в черные костюмы, а ночью сплю с такой девицей, какой у нас в селении не увидишь даже в кино. Тратить деньги на шикарные ботинки — это не по мне, но ради такого я всегда готов, не скупясь, открыть бумажник. А когда устану, возвращаюсь домой. Иногда кто-нибудь видит, как я приезжаю, и спрашивает, где я был.

— Ездил в ИНПС насчет пенсии, — отвечаю я. Или же — делал анализы из-за своей язвы, или же — был на сельскохозяйственной ярмарке. Словом, там, куда ездят приличные люди.

Иной раз летом я остаюсь ночевать в поле. Так же, как в детстве с отцом и братьями. Но теперь сплю не на голой земле: для этого я уже не в том возрасте. Я выстроил себе домик, всего с одной комнатой, лишь бы не мочил дождь. Вечером что-нибудь готовлю на ужин, а потом выхожу на воздух и слушаю ночные звуки, пока не сморит сон.

— Все-то у тебя есть, Джованнино, — нередко говорит мне двоюродный братец, когда мы с ним видимся. Но это не так. У него есть жена, а у меня нет. Он живет себе бездумно, а я нет. Он меня приглашает каждое воскресенье, и я иногда к нему хожу. Но денег в долг никогда ему не даю. Если пройдет слух, что я могу запросто вынуть из кармана пару миллионов, прощай спокойная жизнь.

Поэтому я торгуюсь даже из-за пяти тысяч лир и во всех лавках, где что-нибудь покупаю, стараюсь получить скидку. Поэтому мне удается жить неприметно, а иной раз меня все это даже забавляет. А задушевных разговоров ни с кем не вожу, да мне этого и не нужно. Но не из-за высокомерия. Я просто уже привык так жить. Сперва я доверял всем, кто принадлежал к Семьям. И появились Корлеонцы, которые плевали на эти правила. Потом доверял только той Семье, в которую входил сам. И появились предатели, устроившие бойню и перебившие всех остальных. Так разве могу я теперь доверять кому-нибудь из односельчан, которые только называют себя моими друзьями и даже представить себе не могут, какова моя настоящая жизнь.

Самое большее — обменяться парой слов о погоде, о видах на урожай и о химических средствах борьбы с сорняками, которые теперь применяют. Да и вообще у меня нет времени на разговоры. Каждое утро покупаю «Сицилию» и читаю почти от корки и до корки. Делаю покупки, кое-что по дому, пью кофе в баре, и нескольких часов, свободных от работы в поле, как не бывало. Это бедная жизнь, но она для меня — отдых. И она мне правится.