Мафия изнутри. Исповедь мафиозо - Страница 67

В память о былых временах я храню только две вещи. Прежде всего пистолет, неизменно вместе с оформленным по всем правилам разрешением на ношение оружия. Только нынче он тоже отдыхает, покоясь в ящике комода. Я никогда не беру его с собой, когда выхожу из дому. Я знаю, что меня не могут убить. Но если я и заблуждаюсь насчет своей безопасности и моя судьба притаилась где-нибудь в темноте за углом, есть у меня пистолет или нет — все равно без разницы. Я об этом не думаю и не трясусь от страха. В оставшиеся мне годы мне хочется жить и спать спокойно.

Второе, что я храню — это воспоминания. Я знавал больших людей, людей в настоящем смысле этого слова. И в жизни мне выпали на долю испытания, которые пережил далеко не каждый. О некоторых из них я рассказал, но о других не могу, да и не хочу говорить. Если у человека нет секретов, которые надо хранить, значит, он прожил пустую и бесполезную жизнь.

Самые приятные воспоминания — самые незначительные, если рассказывать о них, они кажутся сущей чепухой. Некоторые летние вечера на усадьбе дона Пеппе вместе с другими молодыми ребятами. А потом — когда я в первый раз сел за руль машины или когда, называя меня по фамилии, перед ней впервые добавили «синьор». Но чаще всего вспоминаются некоторые минуты, проведенные с женой, и жизнь в Семьях, где я работал. Наверно, так бывает и у солдат во время войны: знакомятся между собой разные люди, которых каждую минуту поджидает смерть. И даже если уцелеют, потом они вернутся на «гражданку» и никогда уже больше не встретятся друг с другом. Но в те дни, когда были вместе, они чувствовали себя братьями. Потому что у солдат все потребности, все желания и мысли одинаковы. И оттого некоторые слова, даже произнесенные еле слышным шепотом, звучат, будто колокола в день Пасхи.

И некоторых из них я любил. Не только Стефано Бонтате и Саро Получлена. И многих из них уважал. И многие из них меня научили жизни, которая жестокий зверь, большой и сильный. Но ведь и хищные звери кормят молоком своих детенышей и вылизывают их, чтобы вычистить шерстку.

Я не был хорошим человеком, но я это сознавал, когда совершал какой-нибудь дурной поступок. Я рассказал тут только то, о чем мог рассказать, но мой пистолет пропел больше десятка раз последнюю песню тем, кто того заслуживал, но также и кое-кому, кто того не заслужил. Когда я так поступал, то об этом не думал, а если и думал, то все равно делал, потому что имел на то свои причины. И за это надо платить. Целой страницы не хватило бы для имен всех тех, кого я знал и кто заплатил собственной жизнью или пожизненным заключением.

Мне повезло. Жизнь, которую я прожил, оставила мне лишь шрам на ноге да язву желудка. Все остальное она навеки унесла — из всех, кого я знал, живы лишь немногие, да и те в тюрьме и никогда не выйдут на свободу. Остальных всех убили. Уцелел лишь я один. Живой, но один. Работа в поле да воспоминания — вот и вся моя компания.

Однако подчеркиваю: именно воспоминания — и никаких сожалений. О чем я могу жалеть? Ведь мне от рождения было предуготовано погибнуть в шахте, как моему брату. Или же пойти по дороге отца: до семидесяти лет за жалкие гроши гнуть спину на хозяина. Или же выучиться говорить на туринском диалекте на каком-нибудь заводе, выпускающем болты, вдалеке от моего селения, от моря, от родителей. Так разве мне есть о чем жалеть?

Я прожил жизнь такую, какую прожил. Она была то хорошей, то плохой — как уж выпадало. И если бы я родился вновь, то хотел бы прожить точно такую же.

Я ни в чем не раскаиваюсь.

Послесловие

В середине 1988 года в Италии вышла книга, наделавшая много шума: среди множества сочинений о мафии — и художественных, и публицистических, и научных — она привлекла внимание критики и читателей своей необычностью. Оставшийся анонимным автор предложил читателям выполненную им литературную запись воспоминаний также оставшегося неизвестным мафиозо по имени Джованни, который, кое-что не договаривая, кое-кого не называя, рассказал ему историю всей своей жизни — от нищего батрака в горном сицилийском селении до сначала охранника-«гориллы», а затем высококвалифицированного профессионального убийцы — члена одной из «семей» мафии, действовавшей в столице Сицилии — Палермо. Анонимный автор назвал эту исповедь, потрясающую своей откровенностью и жестокой правдивостью, «Уважаемый человек — поразительное свидетельство изнутри мафии». «Уважаемый человек», или «человек чести» — на языке мафии означает: член мафии, свято соблюдающий ее законы, за нарушение которых его ждет смерть — в их безусловном и безропотном выполнении он клянется при приеме в «семью». Джованни — «уважаемый человек»: проявленное к нему неуважение рассматривается как неуважение к «семье», к которой он принадлежит, и сурово карается; он и «человек действия», то есть такой мафиозо, который способен не только выполнять «технические» функции или охранять боссов, но и осуществлять «операции» — профессионально убивать, соблюдая полную секретность… Главное качество «человека чести» — не только абсолютная преданность «семье», не только «профессиональный опыт» и смелость, но и умение молчать, никогда не задавать лишних вопросов…

Джованни просто и безыскусно, порой грубовато, порой с крестьянским юмором повествует в первых главах книги о том, как он стал мафиозо. И этот его рассказ, на наш взгляд, убедительнее всех социологических исследований отвечает на вопрос о рекрутировании мафии, о самой природе этой организации, насчитывающей на Сицилии более двух веков существования. Нищета и забитость — вот что питает мафию, и правы те итальянские писатели-меридионалисты (так называются исследователи проблем жизни Южной Италии), которые говорят, что, пока на Сицилии и во всей Южной Италии будут существовать отсталость, бесправие, неграмотность, пережитки и обычаи прошлых времен, до тех пор у мафии будет питательная среда…