Мафия изнутри. Исповедь мафиозо - Страница 46

Так в течение доброго десятка лет, пока я оттуда не уехал, было и в Палермо. Все хмельные от миллиардов. Лаборатории по переработке имелись в Багерии, Партинико, на Острове Женщин и во многих окраинных кварталах города. Они не были свободными, каждая из них принадлежала той или другой Семье или, во всяком случае, находилась в контролируемой ею зоне, то есть под ее покровительством. А вокруг лабораторий ошивались люди, которых раньше никогда никто и в глаза не видел в Палермо. У всех теперь были компаньоны: неаполитанские, калабрийские, французские, греческие, американские… Мне всякий раз подолгу морочили голову и темнили, хотя я был из соседней провинции, а сами потом путались с какими-то подозрительными чужаками, заведомо зная, что это не люди чести, и, когда потеряют интерес к делу, могут расколоться.

Особенно я не активничал. Но вместе с тем жалел, что Стефано держится в стороне от этих выгодных сделок и что Козентино тоже разделяет его мнение. Поэтому я не высовывался поминутно с вопросами насчет того, предвидится ли какая новая комбинация, да меня никто и не искал, чтобы об этом поскорее сообщить. Поэтому речь шла о сделках самое большее на полкило и всегда с одними и теми же друзьями. Сделки быстрые и надежные. Заработанное я откладывал, и пару месяцев ничем таким больше не занимался. Однажды мне довелось побывать на одной из таких фабричек — они неизменно находились где-нибудь в сельской местности, подальше от жилья и укрытые в лесу, потому что от них шла уж слишком сильная вонь.

Внутри там был какой-то странный народ, я не знал в лицо ни одного из них. Ничто никого не волновало, кроме белого порошочка. На меня никто даже не посмотрел, не поинтересовался, кто я такой. Они были отравлены наркотиком еще больше, чем те, кто колет эту пакость себе в вены. С минимумом оборудования, в двух комнатках, говорил мне Д’Агостино, они производили сорок — пятьдесят килограммов «мела» (так называют героин) в неделю. Миллиарды! И у всех, кто туда входил, глаза были голодные — такие я видел во времена Доктора, когда ездил с ним в Норманнский Замок. Там тоже ворочали миллиардами. Люди приходили туда охотиться за депутатом и его милостями, зная, что одного его словечка достаточно, чтобы изменить всю их жизнь.

Иногда с кем-нибудь из друзей я ездил в составе охраны. Мешочки укладывали в багажник машины без всякой маскировки. Правило было такое: если остановят для проверки, сразу открывать огонь — и никаких. Впервые я увидел вблизи автомат. Более того: как-то вечером Кармело, которого впоследствии скосило как раз автоматной очередью, стал учить меня, как им пользоваться. Он говорил, что автомат куда лучше пистолета. Это был парень лет двадцати, но с автоматом был уже хорошо знаком, и у него лежало больше двух миллиардов в трех десятках различных банков: он знал, что, если вклад превышает сто миллионов, директор банка должен извещать карабинеров и сообщать фамилию вкладчика. Теперь рассуждали только так: дела решались при помощи автоматной очереди, а счет шел на миллиарды.

Не успело начаться то благословенное времечко, как похитили Луиджи Корлео. Нино Сальво был женат на его дочери. Это было серьезное дело. Люди, не имеющие отношения к мафии, не могут себе даже представить, насколько это был неслыханно наглый вызов. Теперь я уже многого насмотрелся, но не стыжусь сказать, что когда об этом услыхал, то просто остолбенел от изумления.

— Вопрос нескольких дней, — как-то вечером сказал Терези, разговаривая при мне с Козентино. Но Козентино с сомнением покачал головой.

— Боюсь, его уже нет в живых.

Он оказался прав, да только мы тогда еще об этом не могли знать. Между тем шел день за днем и все было тихо. Пока однажды Стефано лично не сказал мне, что решил поручить троим-четверым верным парням поискать Корлео, а заодно и тех, кто его похитил. Стефано знал, что даже если он и велит мне какое-то, пусть даже долгое, время оставаться в стороне от дел, то я все равно не обижусь, тогда как другие станут жаловаться из-за потери жалованья. Я об этом еще скажу потом, но этот юноша по причине своего доброго характера не проявлял той властности и решительности, которые требовались в такие времена, как те. У него в доме или в кругу друзей каждый мог позволить себе критиковать его, и он ни на кого не таил обиду.

Но я знал, что он дал мне это задание потому, что доверял мне и питал ко мне симпатию. И я этим гордился. Козентино сунул мне в руку толстую пачку стотысячных банкнот и дал пару советов. Поиски следовало начать с Трапани, где у нашей Семьи еще со времен дона Паолино были старые друзья.

Целый год я искал Корлео. Работал не хуже карабинеров: слежка, допросы, доносы. Днем я только этим и занимался, а ночью, лежа в темноте в постели, тоже только об этом и думал. Однажды утром, в воскресный день, в Эриче мне повстречался Нино Сальво. Он спросил, как идут дела, но было видно, что он почти уже примирился с неудачей.

— Будьте спокойны, ваша милость, вот увидите, что-нибудь удастся сделать, — заверил я его в конце разговора. Он похлопал меня по плечу.

— Стефано мне сказал: если это не сумеет сделать он, то не сумеет никто другой… Ах, Джованни, помнишь, как хорошо мы с тобой жили в Риме?

Я почувствовал, что наступил решительный момент. Мы знали, что случившееся — дело рук Корлеонцев. Если мне действительно удастся выполнить задание, то я сильно укреплю свой престиж в Семье. Но, увы, мне не удалось, и это было одним из самых тяжелых поражений в моей жизни. Мы не нашли даже места, где прятали похищенного, а это, несомненно, свидетельствовало о том, что его сразу же убили. Это не было настоящим похищением. Этим людям деньги были не нужны. Они хотели лишь одного: оскорбить нас.