Мафия изнутри. Исповедь мафиозо - Страница 47

Когда я наконец возвратился в Палермо, Козентино меня очень тепло встретил.

— Ну что, кончился твой отпуск?

В его шутке была большая доля правды. Это и впрямь был последний отпуск. Война еще не началась, но все знали, что это вопрос нескольких месяцев. Однако дел было навалом, друзья покупали себе квартиры, будто трубочки с кремом: по дюжине зараз.

Последнее мое приятное воспоминание о том периоде — это прогулка на рыбачьем судне. Без всякого товара: именно настоящая прогулка. Раньше нога моя никогда еще не ступала на палубу, и мне хотелось насладиться морской прогулкой. Приглашений я получал немало, так как многие мои знакомые купили моторки. Но я опасался выходить далеко в море с недостаточно опытными людьми — ведь я так и не научился плавать. С рыбаками же мне было спокойнее, и я помогал им в работе. У крестьян и рыбаков работка почти одинаковая, и у тех и у других такие же мозоли на руках.

Старик-рулевой чем-то напоминал моего отца, только вместо кепки на голове у него была красная шерстяная шапочка, делавшая его похожим на молодого парня. Он был не очень-то разговорчив, но все же рассказал кое-что о себе. У него тоже был свой «шеф» — ему принадлежал и баркас, и сети, а кроме того, он снабжал горючим, необходимым оборудованием, за свой счет делал все починки. Расчет производился не поденно, а в зависимости от улова. Старик не жаловался. Пока позволяет здоровье, говорил он, буду ходить в море.

— А когда больше не позволит?

— У меня есть дети, — ответил он. У него было четверо сыновей и три дочери. И он знал, что все семеро готовы выполнить свой долг.

Вот как должно быть. А не так, как поступал я, покинув дом и родное селение и успокаивая совесть только тем, что давал родителям какую-то сумму. Поэтому-то, оставшись без меня один, и погиб мой отец, и его враги и завистники были уверены, что могут безнаказанно забить его палками. Сила мужчины — его смелость, сила старика — его сыновья.

Когда мы сошли на берег, я про себя уже принял решение отомстить за отца. Я обещал матери, что не доставлю ей новых огорчений, но теперь, когда и ее не было на свете, меня больше не связывало это обещание. Я и так уже потерял много времени и поэтому не хотел больше медлить.

Я пошел к Козентино и спросил у него разрешения. Он был в курсе дела и не выразил удивления. Он сказал, что это мой долг и обещал поговорить со Стефано, но выразил уверенность, что никаких трудностей не возникнет. Он достал мне другой пистолет — 7,65 со стертым номером.

— Даже если потом тебе придется его выбросить, не беспокойся. Понятно?

— Да, ваша милость.

Я поехал на поиски Ди Кристины. Мое селение находилось не так далеко от его, и был риск, что какому-нибудь старшине карабинеров взбредет в голову отнести моего покойника на его счет. Я нашел Ди Кристину в Палермо, на квартире у Тотуччо Индзерилло. Он принял меня, как родной отец, и внимательно выслушал. Это дело могло доставить ему некоторые неприятности, и он сказал, что сначала лучше собрать кое-какую информацию. Если в течение десяти дней я не получу от него никаких сообщений, то могу спокойно отправляться в свое селение.

— Может, тебе нужна помощь?

— Нет, ваша милость.

И поскольку после того прошло уже две недели и он никого ко мне не прислал и ничего не передал, в начале декабря я уложил чемодан и поехал в свое селение.

XV

Приехал я при сильном снегопаде. Я не видел снега много лет и был доволен. В детстве, когда шел снег, мать давала мне теплое вино со снегом. Получалось нечто вроде «граниты», и мы ели ее с хлебом. Но матери больше не было, в доме не было вина и вообще никаких запасов. Я пошел кое-что купить: соседи, увидев свет в окнах, пришли со мной поздороваться. Вечером я отправился проведать двоюродного братца.

Он очень сетовал, что урожай был не такой, как он надеялся. Я его слушал молча и в конце ни похвалил его, ни обругал. Я понял, что он так многоречив из-за волнения. Постепенно я перевел разговор на соседей по полю, и он мне рассказал, что тот из братьев, что болел, умер прошлым летом. Один из двоих избежал возмездия, но я не огорчился: этого беднягу заставили стать соучастником преступления родственные узы. Другой же брат был жив и находился в добром здравии.

Его я встретил на следующий день на площади. Было воскресенье, и погода разгулялась. Он мне очень обрадовался. Он уже успел забыть то, о чем ему хотелось забыть, и был уверен, что мне ничего не известно о том, как было дело. Он во что бы то ни стало хотел меня чем-нибудь угостить. В двух шагах от нас был бар, но он повел меня в другой, подальше, «к своему куму». И парень за стойкой, не дожидаясь, пока он закажет, налил ему стакан белого вина. Он осушил его залпом, даже не поперхнувшись. Видно, в этом деле у него был немалый опыт. А владелец бара стал его кумом, наверно, только потому, что давал ему пить в кредит, а это лучшее свойство на свете.

— Ну так как идут у тебя дела? — поинтересовался он под конец. Я чуть не рассмеялся. Неужели он до сих пор надеется оттягать у меня мои семь тумоло? Но я ошибался. Едва я ответил, что, слава богу, дела у меня идут что надо, он вместо того чтобы скривиться с досады, взял меня под руку и вышел со мной из бара. У него тяжело больна жена, потом умер брат и были большие расходы на похороны. А брат оставил долги и двух маленьких детей, которых надо кормить.

— В общем, одни неприятности — и огорчения, и безденежье…

Его жалобам не было конца, но с божьей помощью он наконец выложил то, что хотел сказать: он готов продать мне свой участок. Понятно, он уступает его мне не потому, что у него нет других покупателей. Люди стоят в очередь с раннего утра у его дверей, чтоб купить эту землю, полную камней, и где самое молодое миндальное деревце старше Мафусаила. Он предлагает землю мне из уважения как соседу и из давних дружеских чувств к моей семье.