А когда то тут, то там в мире стреляли или в братьев Кеннеди, или в президента Египта, или в поляка папу римского, все они были уверены, что никто, чтобы они ни творили, не посмеет и пальцем их тронуть. И умирая, они, наверно, думали: «Неужели? Не может быть! Меня?»
Кое-кто из них были достойными людьми, и жаль, что их застрелили. Но двоих из этих высокопоставленных жертв я знавал лично — одного незадолго до его гибели, а другого — много лет назад, когда я работал еще в Корлеоне у Доктора. Я не называю имен только из-за уважения к их семьям. Один из них использовал свое положение, чтобы пристроить сыновей туда, куда он велел, чтобы никогда не платить штрафов ни самому, ни его друзьям, чтобы целыми днями пользоваться казенной машиной, чтобы пожирать все, что ему присылали в подарок на Рождество и Новый год. Однако он считался честным: взяток ни от кого не брал. Другой был полным ничтожеством. Стоило его послушать, так даже я с моими тремя классами начальной школы и то сразу понимал, что это ничтожество. А его супругу в Палермо знали многие, и не только в лицо. Но за ней водился еще и другой грешок: синьора играла в покер и занималась этим в известном клубе, посещаемом людьми из общества. Каждый раз, как в полицию приходил анонимный донос, муж предупреждал жену, а та — своих друзей, и, когда полицейские врывались в помещение игорного дома, они находили там людей, занятых светской беседой или игрой в бридж, который не считается азартной игрой.
Теперь они герои, оба пали на боевом посту. На том месте, где их убили, установлены памятные доски. Когда я прочитал, что на них написано, то подумал, что если смерть может принести удачу, то им сильно повезло. При жизни им была грош цена, они ничего собой не представляли. Мертвых же их никто уже не сможет критиковать.
В конце мая 1978 года застрелили Джузеппе Ди Кристину. Произошло это рано утром на улице Леонардо да Винчи. Я тогда лежал в больнице. Не в нашей «больничке», а в государственной. Мне удалили аппендицит, и я еще не совсем пришел в себя после операции и настолько обалдел, что, когда Козентино мне об этом сообщил, я даже не сразу понял и думал, что ослышался.
— Но почему? — наконец спросил я, и он скорчил гримасу.
— Кто может сказать? Но пока что, поскольку это случилось в зоне Индзерилло, у бедняги Тотуччо большие неприятности.
Потом я прочел, что Ди Кристина был агентом карабинеров, что он донес на всех наиболее видных Корлеонцев. Но я этому не верю. Думаю, что все дело было в старой дружбе между его семьей и семьей Бонтате. Стефано лишили одного сильного союзника и скомпрометировали другого, позаботившись о том, чтобы убийство произошло на его территории.
— Ничего неизвестно? — спросил я, помолчав, Козентино.
— Пока ничего. Но почерк, мне кажется, тот же.
— А что говорит Стефано?
— Он в очень подавленном состоянии, бедняга. В последние дни он обсуждает это дело со многими друзьями. У них все время совещания. Мне с ним никак не поговорить: его никогда нет дома. Его жена тоже жалуется…
Я предполагал выйти из больницы через пару дней, но уж если заколодило, то не поможет ничто на свете: у меня получилось осложнение и я провалялся в больнице еще две недели. Так же как я не сумел пойти на похороны отца, я не смог пойти и на похороны сына.
Но, лежа на своей койке, я имел время в тишине и покое как следует поразмышлять. Я думал о всех тех, кто погибал рядом со мной из года в год. Один за другим, по очереди: бандиты и порядочные люди, знаменитости и ничтожества. А в итоге побеждали те, кто готов на все: безбожники, люди, не держащие слова, лишенные чести. Когда-то Корлеонцев была всего горсточка, небольшая группка. Но постепенно они находили везде, где только можно, союзников и прислужников. А того, кто не соглашался стать их союзником или не хотел прислуживаться, ожидал такой же конец, как и Ди Кристину.
По этой причине я никогда даже и не помышлял о том, чтобы действовать самостоятельно или же командовать над теми, кто работал вместе со мной. Мне делали такие предложения, но я отказывался. Может, еще несколько лет назад я и обрадовался бы такой возможности, сказал бы «да». Но потом я почувствовал, куда дует ветер, и именно Ди Кристина помог мне это понять. Он шутя говорил, что теперь уже не осталось места для людей с университетским образованием. Я же скажу, что ныне осталось место только для Корлеонцев. То, что произошло впоследствии, подтвердило мою правоту, и если сегодня я еще жив, то отчасти обязан тому, что смекнул это раньше многих других.
Летом 1979 года произошло одно странное событие. Поскольку по натуре я человек нелюбопытный, в тот момент я не задумался над тем, что увидел, а уже через неделю забыл об этом и думать. И прошло немало времени, прежде чем я об этом вспомнил.
Случилось это в воскресенье. Я запомнил день, потому что стояла ужасная жара и я сговорился с двумя друзьями поехать на море: неким Гамбино, который несколько лет назад умер от рака, и неким Саро, прозванным Полчлена из-за операции, сделанной ему в детстве. Мы с Саро были друзьями не только по Семье, но и вообще во многом схожи: даже в нашем отношении к морю. В самом деле, он тоже не умел плавать и не был способен этому научиться. Поэтому в то время как все плескались и получали полное удовольствие, мы с ним прогуливались вдоль берега по пояс в воде, с опаской поглядывая на набегающие волны. И если бы один из нас оступился или же его толкнули, другой должен был его поддержать. Таков был уговор.
Мне сообщили, что Стефано лично меня разыскивает. Я сразу же позвонил ему. Я должен был приехать к нему домой. В то время он жил с семьей за городом, в стороне Мальокко. Я застал его сидящим под деревом в одной майке. Он усадил меня на складной стульчик, такой, как бывают на пляжах.